Пять постулатов православной цивилизации. (часть 2)
Автор: админ Дата: 09.03.2007 14:31
Первый постулат.
"Ищите <...> прежде Царства Божия и правды его" (Мф. 6, 33)
Так Христос отвечает тем, для кого главное – "что есть, что пить и во что одеться". Христианин, всерьез принимающий Евангелие, воспринимает чисто земные, прагматические интересы как нечто подчиненное и вторичное. И именно такой взгляд можно назвать истинно христианским, в отличие от "протестантской этики" и вообще всех попыток принизить, "приземлить" идеалы Нагорной проповеди, приспособить их к утилитарным нуждам "века сего". Проще простого сказать, что эти идеалы пригодны лишь для "духовности", а в "реальной", земной жизни нужно руководствоваться чем-то иным. Но нет: жить именно в этом грешном обществе так, чтобы высший идеал был главным, а прагматика – второстепенной, и заповедует подлинное христианство.
Нам могут сколько угодно говорить: "Главное – чтобы все жили в мире, здоровье и достатке, а все остальное – частности". Для православного сознания общественный строй, основанный на таком утверждении, видится перевернутым с ног на голову. Православие стремится подчинить приоритеты земного существования надмирным целям, духовной миссии, от которой зависят спасение души и вечная жизнь, несравненно более важная, чем жизнь нынешняя, временная, являющаяся лишь приуготовлением к вечности. Православный социум должен быть устроен так, чтобы он прежде всего помогал человеку спасаться – обретать истинную веру, жить по ней, просвещать ею других, а уже потом – заботиться о прагматических нуждах. Если же обслуживание последних мешает спасению – через гордыню, потребительство, гонку за деньгами и вещами, – то все это должно быть ограничено, остановлено, лишено общественной поддержки. Вот почему православные христиане так убежденно борются с консьюмеризмом, "экономоцентризмом", индустрией эксплуатации инстинктов и пороков. Одним словом, экономика должна быть подчинена стремлению к вечной жизни. Или по крайней мере не препятствовать этому стремлению.
Лозунг дореволюционного российского делового сообщества, процитированный в Своде нравственных принципов и правил в хозяйствовании, принятом VIII Всемирным русским народным собором (ВРНС), гласит: "Прибыль превыше всего, но честь дороже прибыли" [2]. Эти слова – яркий пример того, как нематериальная ценность ставится выше прагматических целей. Да, честь способна приносить долгосрочную выгоду. Но в православном миропонимании она ценится столь высоко не потому, что может иметь материальное выражение, а потому, что имеет отношение к спасению души, к судьбе человека в вечности.
Приоритет Царства Божия и вечной жизни неизбежно влияет и на восприятие святынь, на их место в общественно значимой системе ценностей. Евхаристия, иконы, храмы, богослужебные предметы, священные символы – все это "частицы Неба на земле", а потому их ценность неизмеримо выше, чем, например, ценность свободы самовыражения, если оно замкнуто на чисто земные задачи. Даже ценность временной человеческой жизни по крайней мере сопоставима с ценностью святынь. Причем для многих последняя перевешивает первую. Согласно декларации о правах и достоинстве человека, принятой Х ВРНС, "существуют ценности, которые стоят не ниже прав человека. Это такие ценности как вера, нравственность, святыни, Отечество" [3]. История Православной Церкви знает массу примеров того, как ради святынь люди шли на смерть, даже не задумываясь о том, стоят ли они человеческих жизней. В годы революционного террора иерархи и пастыри с легкостью отдавали большевикам сокровища, не имевшие богослужебного употребления, но шли на Голгофу и увлекали на нее простых верующих, отказываясь согласиться на изъятие и осквернение священных предметов, к которым не должна прикасаться рука мирянина. "Известие учительное", содержащееся в одной из литургических книг – "Служебнике", – предписывает священнику не прерывать богослужения даже в случае угрозы убийства: "Аще бо убиен будет тогда, с мученики причтен будет" [4].
Христиане – всегда в первую очередь граждане Небесного Отечества. В древнем "Письме к Диогнету" его неизвестный автор пишет о христианах: "Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужбина" [5]. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви вслед за апостолом Павлом говорят о Церкви как о новом народе, единство которого "обеспечивается не национальной, культурной или языковой общностью, но верой во Христа и Крещением" [6].
И только в этом свете можно понять соотношение универсального и национального в православной цивилизации. В ней не должно быть "ни эллина, ни иудея" (Кол. 3, 11). Патриотизм для православного христианина важен и естественен, особенно если он соединен с отстаиванием истинной веры (в условиях, когда иноверные силы пытаются изменить религиозный выбор православной общины). Впрочем, именно этот последний случай наглядно показывает, что главный смысл православного патриотизма – не в заботе о земном выживании нации или государства, а в заботе об их сохранении именно как "внешних рамок" спасительной религиозной общины, ведущей людей в вечную жизнь. Естественно, эти "рамки" – этнические, государственные, территориальные – могут меняться, и их ценность обусловлена тем, насколько они помогают или мешают миссии спасения человека, достижению им вечного бытия (не случайно в православном богослужении погибшие на войне именуются "за веру и Отечество живот свой положившими": именно так, в первую очередь – "за веру", потом уже – "за Отечество").
Самопонимание православного социума не может не учитывать и евангельской эсхатологии. Христиане знают, что история земного мира развивается в сторону умножения зла, которое в конце концов дойдет до крайней черты и будет истреблено Богом в последней битве в Армагеддоне. Православное сознание не верит в социальный прогресс, отвергает идеологию "светлого будущего" или "царства Божия на земле", построенного без Бога, сугубо человеческими силами. Основание же нашего оптимизма – в надежде на "новое небо и новую землю" (Откр. 21, 1), на грядущую жизнь праведников с Богом, которая сменит нынешнюю земную историю.
Второй постулат.
Общество, а в идеале и государство должны иметь духовную миссию
Общество и государство не могут быть мировоззренчески нейтральными. В "Основах социальной концепции Русской Православной Церкви" не без сожаления констатируется, что "в современном мире государство обычно является светским и не связывает себя какими-либо религиозными обязательствами" [7]. При этом говорится: "Однако, как правило, государство сознает, что земное благоденствие немыслимо без соблюдения определенных нравственных норм – тех самых, которые необходимы и для вечного спасения человека" [8]. Документ не исключает и возможности "такого духовного возрождения общества, когда религиозно более высокая форма государственного устроения станет естественной" [9].
Православная цивилизация всегда – и в Византии, и в России, и в южнославянском мире – подразумевала наличие у социума (а обычно и у власти) религиозного предназначения, высшего смысла, простирающегося за пределы жизни поколения, государства, народа и даже земного мира. Интересно заметить, что Православие относится к мифу о "религиозном нейтралитете" государства весьма реалистично, понимая, что в действительности такого нейтралитета нигде не было, нет и не будет. Современные секулярные, то есть вроде бы "нейтральные" режимы – одни из наиболее идеологизированных. Они, например, готовы пожертвовать жизнями (французских заложников в Ираке) за право диктовать гражданам форму одежды (что угодно, только не хиджаб, снятия запрета на который требовали захватившие заложников).
Утверждение истинной веры, основанных на ней норм морали, законов и правил не может не быть задачей общества, состоящего из православных христиан. Если это общество представляет из себя микросоциум мигрантов, живущих в какой-нибудь из неправославных стран, задачи у него будут не столь масштабными: они по преимуществу будут касаться внутриобщинной жизни. Но православным может ощущать себя и крупный народ, обладающий возможностью обустраивать свою государственность и политико-правовую систему. Конечно, в среде этого народа наверняка будут существовать меньшинства, не разделяющие его веру и его устремления. Никто не вправе заставлять людей их принимать, и уважение к религиозным и мировоззренческим меньшинствам всегда было одной из лакмусовых бумажек мудрости общества. Но и мешать осуществлению религиозной миссии православного социума эти меньшинства не имеют морального права – хотя бы потому, что этим они нарушали бы право своих соседей на их собственный общественный выбор. В идеале меньшинства могут и содействовать духовной миссии православного народа – вспомним, как российские мусульмане, иудеи, деисты, агностики, секулярные националисты участвовали в войнах, имевших религиозно-цивилизационную основу, даже несмотря на то, что по другую сторону фронта находились в том числе их единоверцы или единомышленники.
Между прочим, принятая Х ВРНС "Декларация о правах и достоинстве человека" не случайно называет земное Отечество одной из ценностей, которые стоят не ниже прав личности. Вряд ли православные христиане назовут такой ценностью страну, не имеющую ничего общего с их духовной миссией, а значит – с их цивилизацией. Таким образом, речь идет не только о земле, границах, флаге и гимне, а прежде всего о социуме, имеющем духовное предназначение, – об Отечестве, хранящем веру. Кончено, христианин всегда обязан быть хорошим гражданином любого государства (вспомним православных японцев, молившихся о победе своей страны в русско-японской войне, вспомним лояльность церковных авторитетов римским императорам-гонителям, турецким султанам, Сталину и Гитлеру). Но по-настоящему обоснованным становится именно патриотизм, соединяющий Отечество и веру, а значит, немыслимый в отрыве от религиозно-общественных устремлений.
Не случайно православная Россия погружалась в застой и духовное расслабление всегда, когда занималась лишь собой, лишь своим материальным "выживанием". И наоборот, ставя перед собой глобальные, надмирные, религиозные цели, наша страна, даже порой проигрывая войны за веру, святыни и православных братьев, необычайно укреплялась духовно.
Третий постулат.
Церковь, народ и власть – одно целое [10]
Принцип "симфонии" – теснейшего сотрудничества религиозной и светской власти – хорошо известен из византийской и русской истории. Где-то и когда-то он исполнялся лучше, где-то и когда-то – хуже. Но он всегда был одной из основ православного общественного идеала. И, конечно, он подразумевал, что власть – церковная и государственная – должна действовать в согласии с народом. Последний аспект "симфонии" нуждается в особом акцентировании именно сегодня, когда делаются попытки заявить об "извечном", неизбежном и чуть ли не предопределенном противостоянии народа и власти.
Нравится это кому-то или нет, но для православной цивилизации видятся искусственными и чуждыми вообще любые учения, говорящие о "правильности" политической и экономической конкуренции, о неизбежности застоя и злоупотреблений при отсутствии разделения (а еще лучше – конфликта) властей, противостояния политических партий, поколений, социальных групп, экономических акторов, большинства и меньшинств и так далее. В понимании Православной Церкви любое разделение – это грех и болезнь, а не "творческий фактор". В конце концов, война – высшая форма конфликта – принесла человечеству невиданный научный, технологический и даже культурный "прогресс", так что же – ради него специально воевать?!
Православные христиане, буквально воспринимающие Евангелие, должны полагать в основу устройства своего социума в том числе и такие новозаветные изречения: "Будьте единодушны и единомысленны" (Фил. 2, 2), "все у них было общее" (Деян. 4, 32), "мы, многие <...> одно тело" (Рим. 12, 25).
Кстати, не только для православной цивилизации характерна мощная приверженность идеалу единства народа и власти (а зачастую и религиозной общины), ради которого нужно отставить в сторону, особенно в моменты кризиса, любые разделения и частные интересы. Такой идеал свойствен японскому и китайскому менталитету, исламской цивилизации и – как ни странно – даже американской. Именно благодаря этому идеалу данные цивилизации в исторической перспективе чувствуют себя более уверенно, чем культивирующая партикулярные интересы Западная Европа или не могущая справиться с разделениями Индия.
Опасность застоя при отсутствии динамичного конфликта интересов, конечно, существует. Но в византийской и российской традициях ее уравновешивала мудрость, воля, а иногда даже эксцентричность верховной власти. И здесь мы переходим к следующей характеристике православной цивилизации.
Автор: админ
прочтений: 1638 оценки: 0 от 0
© Свидетельство о публикации № 2951
Цена: 1 noo
|
Ваши комментарии
|
Чат
Опросы
Музыка
Треки
НеForМат
Академия
Целит
Юрпомощь
О сервере
О проекте
Юмор
Работа
О нас
Earn&Play
Для контактов
skype:noo.inc
|
